Поэт Александр Меркушев
Пара слов о школе
Уже прошло лет тридцать после школы,
И мир моих друзей давно не молод,
Не обошли нас беды стороной…
Но ночь темна, а день, как прежде, светел,
Растут у нас и вырастают дети,
Пусть наша осень станет им весной
Пусть наша осень станет им весной…Александр Розенбаум
«Размышления на прогулке»
Если бы я решил описать здесь всю школьную жизнь, то могла бы получится отдельная книга, двенадцать лет все-таки… поэтому остановлюсь лишь на некоторых, особо интересных моментах. Возможно, в следующих главах я вернусь к этой теме.
В первый класс я пошел в 1995 году. В первый же день подрался со Стасиком и Ромкой – людьми, которые позже станут моими друзьями на всю жизнь… Тогда же познакомился с Владимиром Ивановичем Глушко – самым близким и дорогим моим другом, общение с которым не прерывается и по сей день. В тот раз он замещал урок рисования в первом классе, поставил мне пятерку за тучку, которая действительно удалась на славу. Учился я в школе-центре «Динамика». Условия были ужасны: полуподвальное помещение, где всегда было мало света, узкие коридоры, не редко случались «пробки», особенно, когда везли колясочника. Зато был какой-то уют, все со всеми волей-неволей встречались, общались.
Уже в начальной школе меня невзлюбили, возможно, из-за отца, возможно, из-за своеволия, хотя, скорее всего и то, и другое сыграло свою роль. Уже в третьем классе засыпали по русскому. Начальная школа была достаточно скучна, лишь несколько забавных моментов, опишу один из них. В классе русского языка на стене висело кашпо с цветком, нас предупредили, чтоб дверьми не хлопали, я машинально поставил портфель справа, и, когда Стасик разругался со всеми и вышел, саданув дверью, цветок чудесным образом оказался в моей сумке…
В четвертом классе меня засыпали, у будущего поэта по русскому шли сплошные двойки, даже на второй год хотели оставить, но, условно перевели в пятый класс, где я попал в руки Владимира Ивановича, который в первой же четверти поставил мне «4». Уже тогда я чувствовал к нему теплоту, как к родному человеку. Учителя, порой менялись. В общем-то и не было чего-то интересного до десятого класса, как-то серо проходила в то время жизнь. В шестом из «б» класса, я был переведен в «а», возникли проблемы: новый класс не принимал меня, случались драки, порой и другие вмешивались, били впятером на одного, а я терпел, иногда самому удавалось ответить, иногда нет… никогда не «стучал», сам со всем разбирался, потом за это уважать стали. Не буду описывать здесь кровавых подробностей, свара не может быть красивой.
Первый раз мой талант заметила Ирина Викторовна Киселева, женщина лет сорока – настоящий учитель литературы. Мы временами отклонялись от программы и читали Брэдбери, и другие необычные вещи, проработала она у нас всего год.
Много всего было, но до десятого класса ничего толком не вспоминается. Тогда мы готовились к первым экзаменам, психовали все. Насчет Русского языка, почти никто не волновался, а вот с математикой… но Господь послал нам прекрасного учителя Александру Вячеславовну Криштопину, к ее приходу мы вообще ничего не понимали, а ей как-то удавалось объяснять нам все эти «иксы», «игрики» и прочую дрянь. Экзамен сдали без особых проблем, и в двенадцатом классе тоже…
Учителя – тоже люди, даже в таком заведении бывали ошибки, попадали не те, грубости, конфликты, клевета – все это было. Но, с вашего позволения, дорогой читатель, я оставлю их грязное белье при них, не потому что, боюсь чего-то, но потому что писать противно, обмолвлюсь лишь, что бедный директор школы для инвалидов имеет пятикомнатную квартиру и чудесную иномарку (не знаю, на чем она сейчас ездит…). С одноклассниками всегда было не просто: из-за моего дара многие не понимали меня, мои проблемы и терзания поэта казались им смешны и бестолковы, примерно также к их проблемам относился и я.
Школа порадовала меня еще тремя прекрасными людьми. Позвольте мне познакомить вас с ними:
Поэзия – ее стихия. Стихи я писал с семи, но главным критиком и первым слушателем была мама. Я никогда не афишировал свой дар. Но однажды, в школе, повстречал нужного человека. Общаясь, я узнал, что она занимается детской поэзией, и, после долгих сомнений, решил показать свои скромные творения ей. Такого понимания я не ожидал. Она не просто читала мои стихи, а, будто чувствовала все то, что чувствую я. Вскоре в сборнике «Планета поэтов» появились мои скромные творения. И, несмотря на то, что школу я закончил, общение наше продолжается, и стихи – дар Божий, по-прежнему нисходят на меня, недостойного. А Людмила Павловна помогает мне исправить появляющиеся недочеты. Она — верующий человек, и потому я могу разделить с ней радость Богообщения, полученного в храме.
В институте, в который я собирался поступать, нужна была физика. А с наукой этой я не дружил, учителя у нас были…, три учителя сменилось…, физику не познал. В этом, последнем для меня, учебном году, в школу пришла новая учительница. Я, как всегда, бочком – бочком, сторонюсь я людей. В то время узнал, что мне физику сдавать, да еще и письменно. Повздыхал, покряхтел, делать нечего: сам не справлюсь. Я никогда не любил просить о помощи, жил по тюремному закону: «Не бойся! Не проси! Не верь!». Но она согласилась позаниматься со мной, неучем. И начались занятия. Но не только за это ценю я ее. После каждого урока мы общались, и она часто поражала меня своей мудростью и добротой. Прекрасный человек! Замечательный педагог! Никогда не думал, что, молясь о живых, я стану произносить новые имена, но я ошибался… Храни ее, Господь!
Она пришла в школу в последнем году. А знакомиться с новым человеком — для меня равносильно восхождению на Голгофу. Ребята сразу потянулись к ней, но я никогда не шел со всеми. К молодым у меня своеобразное отношение, мне казалось, что меня способны понять лишь люди, прожившие большую жизнь. Ведь я и сам душой старик. Как писал Шарль Бодлер:
«Я — сумрачный король страны всегда дождливой,
Бессильный юноша и старец прозорливый»
И снова на уме Шарль Бодлер:
В тот миг, когда толпа развратная идет
Вкушать раскаянье под плетью наслажденья,
Пускай, моя Печаль, рука твоя ведет
Меня в задумчивый приют уединенья,Подальше от людей. С померкших облаков
Я вижу образы утраченных годов,
Всплывает над рекой богиня Сожаленья,Отравленный Закат под аркою горит,
И темным саваном с Востока уж летит
Безгорестная Ночь, предвестница Забвенья
Она удивилась и сказала, чтобы я сел за первый ряд. Я нерешительно пересел, потому что, к тем, кого не знаю, отношусь с опаской. На перемене мы разговорились, я рассказал, что увлекаюсь поэзией, прочитал несколько любимых стихов Бодлера, которые обычно многие ненавидят. К моему полнейшему удивлению я встретил понимание, способность разделить чужую печаль. Вскоре она стала первым читателем моей книги, и критику ее я легко воспринимал. Наверное, о таких людях говорилось в песне группы Легион:
<blockquote>«Господь мне дал понять чужую душу».</blockquote>
Так еще один друг появился у меня.
Летом, со школой мы отправлялись в лагерь, дивное было время: «Серово», «Евпатория», «Анапа», куда только не заносила жизнь инвалидов и их учителей… костры, песни под гитару, прогулки – много дивных воспоминаний осталось с тех далеких пор. Никаких особенностей в отдыхе не было, поэтому не буду утомлять вас тем, что вам итак знакомо…
Но не только учителя делают школу, скажу пару слов и о детях. К несчастью, здесь ситуация совсем иная, личностей почти не было. Вспоминаются сидящие в коляске, целыми днями ноющие люди. У них нет цели, какого-то стремления, поиска возможности самореализации. Лишь нытье и мелочность. Я не преувеличиваю, для некоторых счастье — увидеть симпатичную учительницу. А были и такие, кто всячески старался вывалиться из коляски, чтобы обратить на себя внимание. Большинству присущ холодный эгоизм: «Я даже пытаться делать ничего не буду, сейчас учитель подойдет и сделает за меня». Я мало могу сказать об учениках, так как старался отходить подальше, чтобы не слышать их разговоров. Мне были мерзки сплетни об учителях, распускаемые среди «детей». Они не могут устроить свою жизнь, не могут найти себя, и потому пытаются жить жизнью учителей, додумывая подробности, вымышляя события. Я не мог это слушать, ведь нередко сплетни эти носили сексуальный характер, многим педагогам была приписана ненормальная ориентация, и даже пара была найдена в той же самой школе. «Пустота гнезда вьет изнутри» АлисА «Антихрист». Некоторые учителя, помогавшие ученикам управиться в туалете, за глаза были обвинены в педофилии… Мне не хотелось бы описывать здесь всю грязь, что приходилось слышать. Я думал, о том, откуда могли взяться подобные мысли. Понятно, конечно, что ищешь в Интернете невинную программку, а находишь… такое, чего и представить не мог, но дело не в этом. Все корнями уходит в воспитание. Ведь это, в какой-то степени, вина родителей: они постоянно жалеют своих детей, все за них делают, и, потому, вырастают люди, которые не способны жить полноценно. Когда мама заставляла меня делать гимнастику, заниматься чем-то, она говорила такие слова: «Возможно, я кажусь тебе жестокой, безжалостной, но я жалею тебя, думаю, как ты дальше жить будешь. Вырастишь — поймешь». И, действительно, сейчас я понимаю, насколько она была права.
Мне вспомнилась «Баллада о борьбе» В.Высоцкого
Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если, руки сложа, наблюдал свысока.
А в борьбу не вступил с подлецом, с палачом,
Значит, в жизни ты были ни при чем, ни при чем.
Если путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что по чем,
Значит, нужные книги ты в детстве читал…
Вот здесь мы подходим к удивительному парадоксу: человек, испытавший много горя и боли смог себя найти, а люди, живущие беспечно, не могут реализовать себя. Необходимо жалеть детей, но жалеть тоже нужно правильно. Нельзя умолчать и о религиозной стороне вопроса: у верующих людей нравственность издревле была на высоком уровне. В наше безбожное время инвалиды лишены не только утешения Господня, но и нравственности, а от вседозволенности и безнаказанности человек деградирует… Хотя, бывает и другой печальный вариант: ребенка воспитали верующим, привили любовь к Богу, объяснили, что Он видит наши страдании. Но что происходит? Ребенок думает: «Я – страдаю, Бог меня любит, а значит могу делать, что хочу, ведь видя страдания, Он мне все простит».Нужно объяснить, что Бог нас, конечно, жалеет, но и спросит со всякого в меру его возможностей. На инвалидность скидки в грехах не будет.
Некоторые спросили бы: а зачем же тогда страдания? Действительно, страданием мы искупаем часть грехов, но это не значит, что мы не должны стремиться к совершенству, что можем бесконечно грешить. Ведь тогда мы просто отойдем от Бога, страдания и искупление не подразумевает безнаказанности. Хочется сказать и о саможалении. Мы страдаем, но должны помнить, что страдание посланные нам – милость Божья, потому не надо себя жалеть. Эта мысль была прекрасно сформулирована у Шарлем Бодлером
Благословен Господь, дающий нам страданья,
В пустыни зла – источник вод живых.
Как сталь в огне, в горниле испытанья,
Наш крепнет дух для радостей святых.Я знаю, там, где Ты царишь, блистая,
Есть уголок и для моих скорбей,
И позовешь меня Ты в кущи Рая,
На праздник Сил, Престолов и Власте
Пожалуй, на этом я закончу повествование о школьных годах. Конечно, были и другие люди, события, но они не затронули моей души, потому речь в этом повествовании о них не пойдет.