Рождение

Лишь в мир тоскующий
Верховных сил веленье,
Явился вдруг поэт, не в силах слез унять….

Шарль Бодлер

Мне безумно трудно писать первые главы этого небольшого рассказа: сам я ничего не помню, лишь какие-то отрывки. Спрашивать у родственников почти бесполезно: они всегда противоречат друг другу: все со стороны отца утверждают, что он был беспредельно заботлив и любящь, а со стороны мамы говорили обратное. Я больше верю маминым родственникам, потому что их рассказы больше стыкуется с тем, что запомнил я.

Третьего апреля 1988 года в Ленинграде у одной милой скромной женщины начались схватки, и ее отец, высокий гордый татарин, усадив дочь в «Москвич», повез в ближайшую больницу. Врачи были молодые, только-только окончили институт. «Первый блин всегда комом», вот и я был для них «первым». Потом они, конечно, отговорились, мол, мамочка уже рожала и носилась по родильной… (думаю, женщины поймут, что со схватками бегать, мягко скажем, непросто)… Мама говорила, что когда меня вытаскивали,  сломали левую ключицу. Не знаю, так ли это, но очень похоже: левая рука у меня больше для вида, чтобы опереться о стену при ходьбе. Да и при перемене погоды ключица левая болит. Сразу после рождения я трижды умирал, в  «Скорой» меня отправили в детскую реанимацию…

Он там уже всё видел, он там уже бывал,
В тот день, когда однажды умирал,
Но, а когда вернулся, то всё мне рассказал,
А потом меня с собою звал…

                     Черный Обелиск «Дым»

Этот мир словно бы не хотел принимать меня. По дороге в детскую больницу я пережил три клинических смерти, но трижды вернулся оттуда, откуда возвращаться не принято. Все были рады моему рождению, все, кроме одного, ему тогда уже не нужен был сын-инвалид…

Дедушка и другие родственники несли неусыпную вахту, возле палаты, где был я. Врачи были уверены, что я не проживу и суток, но на следующий день  доктор обрадовал родственников:

-Я уж думал — труп лежит, но ЭТОТ жить будет долго!

Мама рассказывала, что не могла смотреть на меня, даже из головы торчала капельница. Не знаю, сколько я провел там, но в этот раз смерть миновала…

В два года я потерял бабушку, и, к сожалению, единственное, что осталось мне — это старые фотографии, да ветхая пленка, записанная дедушкой, где мне два года. Судя по пленке, бабушка очень любила меня. Помню лишь, как меня маленького она подносила к иконке Спасителя, да руки учила мыть тщательно, как хирурги перед операцией. Как жаль, что память человеческая коротка, но когда-нибудь я ведь познакомлюсь с ней, с моей бабушкой:

Там все живы, кто любил меня,
Где восход, как праздник бесконечной жизни,
Там нет счета рекам и морям,
Но по ним нельзя доплыть домой…

               Ария «Закат»